Марк Тишман: «Это был шаг в неизвестность» - Звезды - «Новости Музыки»

Популярный певец и композитор рассказал Womanhit.ru о своем детстве Махачкале, раскрыл тайну своих отношений с певицей Юлей Паршутой и объяснил, нужна ли артисту семья

- Все мы родом из детства. Поэтому начнем с вопросов о прошлом. Чем ты увлекался в детстве? И почему в итоге решил не идти по стопам мамы и старшего брата — в медицину?

- Если отвечу на первый вопрос, то ответ на второй станет очевидным. Я увлекался, не знаю, как это правильно назвать, сценой.

- Дело ведь было в Махачкале?

- Да, это была Махачкала. И там не так много было возможностей, где я мог бы себя проявить в этом смысле. Но я ходил, как большинство советских детей, в музыкальную школу, играл в школьном КВН, там же проходили какие-то смотры художественной самодеятельности. Кстати, не о музыке. Еще я очень увлекался географией. Она мне очень нравилась. Я знал все столицы стран мира, все флаги, все реки, озера, моря. И, кстати, сейчас, готовя песни для какого-то концерта, я понимаю, что у меня очень большое их количество имеет географические названия. Если коротко, то вот такими были мои увлечения в юности. Спортом я не увлекался, потому что в детстве был болезненным ребенком. Спорт пришел в мою жизнь гораздо позже. Хотя папа играл в футбол полупрофессионально, в какой-то третьей лиге. Брат был, по-моему, каким-то локальным чемпионом по баскетболу. Я знал всех футболистов, смотрел, это дело я любил. Но до определенного времени я был освобожден от физкультуры.

- Как родители отнеслись к твоему музыкальному выбору, к поездке в Москву? Это же был шаг в никуда, в неизвестность…

- Для меня это действительно был шаг в неизвестность, но это был шаг в мечту! А вот для них это был лишь шаг в неизвестность, которая ничего хорошего не сулила. Поэтому они переживали очень долго. Потому что нечто глобальное случилось достаточно поздно, в зрелом возрасте.

- Но быстро…

- Быстро, да, это вы абсолютно правы. Да, долго, но быстро, я об этом не думал. Я знал, что долго. А потом в течение трех месяцев все перевернулось с ног на голову. Родители, повторюсь, очень сильно переживали, но я придумал тему, чтобы они меня со спокойной душой отпустили в Москву из Махачкалы. Мне очень хорошо давались иностранные языки. И я поступил без особых проблем на факультет иностранных языков в МГУ, и под этим предлогом я и уехал в Москву. Тут и началась моя деятельность… Я понимал: чтобы поступить в какой-то специальный вуз, где на артистов учат, у меня не было никакой базы. Музыкальную школу я окончил с горем пополам, не очень ее любил. Но надо отдать должное родителям, папа подарил мне на 14-летие синтезатор, было классно, это был толчок к тому, чтобы я начал писать какие-то песни. Я мог как-то подбирать аккорды и себе аккомпанировать. Но дальше самодеятельности КВНа и синтезатора дома ничего не шло. Поэтому только в Москве я стал искать способы, как подготовиться к поступлению в специализированный музыкальный или театральный институт. Ну и параллельно учился в институте иностранных языков.

- Сейчас в Махачкале бываешь, на родине?

- Очень давно не был.

- Я слышал, что боишься ехать на родину…

- Я не то, что боюсь… В общем, мне нравится вот такая история. Когда я был в Витебске на «Славянском базаре», естественно, знал, что этот город связан с Марком Шагалом. У него было две музы: жена, которая умерла, и город Витебск, который он писал всю жизнь. И когда у него появилась возможность приехать в Советский Союз в 80-х, он согласился. У него были запланированы Москва, Ленинград, где проходили его выставки. Он посетил и Москву, и Ленинград, но потом уехал, сославшись на болезнь, так и не доехав до Витебска, который боготворил. Я не знаю, миф это, который рассказывают в музеях, или правда, но он сказал, что не мог поехать, иначе у него не осталось бы мечты. И что он боялся, что великая по степени своей теплоты картинка детства не будет соответствовать тому, что он увидит. Я приехал в Махачкалу лет семь-восемь назад на похороны, проститься с подругой моей бабушки, о которой много и часто говорю. Тетя Женя, по сути, мне была тоже бабушкой. Тетя Женя из Горловки, а моя бабушка родом из Бессарабии. Они были первыми советскими учительницами французского языка в средней школе в Дагестане. Они очень дружили. Так уж случилось, что тетя Женя рано развелась, у моей бабушки очень рано умер муж, мой дедушка. И это, конечно, удивительно, когда в Махачкале две женщины шли по улицам и между собой говорили по-французски. Вот такие они были фанатично преданные своей профессии, своим ученикам. Это удивительно, потому что моей бабушки не стало в 95 году, а меня до сих пор находят ее ученики, дети и внуки учеников в соцсетях. И вот когда тети Жени не стало, я поехал одним днем в Махачкалу — рано утром прилетел, а вечером улетел. Я скажу, что не узнал свой двор. Мне казался большим забор детского сада, через который я не мог перелезть, он мне казался каким-то огромным, а тут я его мог просто перешагнуть. Сегодня Махачкала — город, который стремительно застраивается. Поэтому я вдруг понял, что я жил просто в трущобах. Не то, что мне было больно, у меня с Махачкалой связаны самые теплые и дорогие воспоминания…

- Детство всегда обычно вспоминается с теплотой…

- Да, самые теплые воспоминания. Видимо, я боюсь несостыковки, что ли. Хотя я уверен, что будет и новый визит, и концерт, и знаю, все пройдет классно.

- После рассказа о твоей бабушке стало понятно, откуда у тебя склонность к иностранным языкам. Ты ведь знаешь несколько.

- Немного: русский, английский, испанский. А бабушка знала много языков, и у нее были к этому способности. Она родилась в Бессарабии, в еврейской семье. Говорила на идише, на бессарабском, на немецком, потом выучила.

- А ты идиш не знаешь?

- Нет, дома никто не говорил, кроме бабушки. Папа знал, но детство было непростое, послевоенное, поэтому нет, только бабушка.

- Хотя ты побаиваешься ехать в Дагестан, однако, по слухам, дизайнера для своей квартиры приглашал именно из Дагестана…

- Это правда.

- Что он привнес в твой дом?

- Если только дух. Что-то неосязаемое. Я думаю, что он привнес сюда отношение, уважение, понимание, с которым относился ко всему, что я хотел сделать. Потому что это качество присуще дагестанцам. На самом деле это друг нашей семьи, его зовут Магомед Бек. Тогда, 12—13 лет назад, когда я делал свою квартиру, мне было удобнее работать с человеком, с которым нас связывает дружба. Знать, что этот человек поймет меня, тем более (а это важно) у нас общий культурный бэкграунд.

- Где ты живешь?

- Я живу на Патриарших прудах и живу долго — задолго до того, как это место стало…

- Супермодным до сумасшествия?

- Да. Но это сумасшествие, в кавычках, мне даже нравится. Пусть не всегда комфортно и шумно. Но мне нравится, что так бурно меняется жизнь, появляются новые люди. Мне интересно за этим наблюдать. А вот мой друг, который тоже там живет, он постарше меня, у него семья, маленькая дочка, он объявил в какой-то момент бой всему там происходящему. Сказал: «Я это закрою, я это изменю, они не будут больше шуметь». Я сказал фразу, которую сам теперь цитирую: «Андрей, невозможно победить время и деньги». Ведь это правда, на самом деле и время нами управляет, и деньги.

- Давай вернемся к творчеству. Как мы уже выяснили, твою карьеру можно коротко назвать так: «долго и быстро». Скажи, ты себя считаешь удачливым человеком? Ведь чтобы получить «быстро», нужно какое-то везение, не только талант.

- Да, абсолютно. Я не знаю, что такое удача, я считаю себя удачливым человеком. Удача — это какой-то знак, кто-то в пространстве или свыше в какой-то момент тебе помогает или тебя от чего-то отводит. Это, кстати, касается не только карьеры. Вот недавно был случай. Я еду по Садовому кольцу, въезжаю в тоннель под площадью Маяковского, параллельно разговариваю со своей помощницей по громкой связи. С одной стороны, я чуть-чуть рассредоточен на дороге, мы что-то важное выясняем, с другой — хотя я резвый ездок, но именно в этот момент не гоню. И в этот момент передо мной, как в фильмах, человек решает перестроиться через несколько полос, чтобы не ехать в эстакаду, а съехать на Садовое. У него не получается это сделать. И он прямо передо мной ударяется о бетонное ограждение, и машину переворачивает на крышу. Мне удается затормозить. Вроде бы все и закончилось, но когда я приехал домой и вбил в интернете «автомобиль перевернулся на Садовом кольце», вывалилось новостное видео. И вот на нем было страшнее, чем произошло в жизни. Я вижу свою машинку, как на каком-то макете и понимаю: еще чуть-чуть, и я бы и себя покалечил, и водителя, который был в той машине, а он отделался легким испугом. Там не бог весть какая машинка, но он выскочил и с ним все было нормально. Получается, и мне повезло, и ему. Удача…

- Несомненно. А в творчестве? Вот, к примеру, ты работаешь без продюсера, который бы диктовал тебе те или другие моменты. Это удача?

- Скажем так, мне повезло, что я еще существую на сцене, не имея продюсера. Но это абсолютно мое решение. Ведь я начинал с лучшими людьми в бизнесе. И я недавно думал об этом, в плане масштабирования своего творчества, его присутствия в медиа, в пространствах, может быть, оно было бы масштабным, если бы был продюсер. Так что здесь в плане удачи спорный вопрос.

- То есть, тебе не хватает того пространства, в котором ты работаешь?

- Хочется больше концертов, чтобы песни чаще звучали. Но мне удалось сохранить себя и сохранить естественное развитие себя как личности. А с годами еще и понял, что я ценю больше всего в артисте, в частности, в певце, когда он транслирует свою личность. Когда его личность просвечивается через его песни, через то, что он вещает со сцены. И если эта личность глубокая и интересная, тогда это меня цепляет. Мне повезло в том плане, что на меня никто не давил, у меня была возможность смотреть, наблюдать, ошибаться, развиваться, идти своим путем. Но в прошлом году я почувствовал, что сложно все вытягивать одному именно организационно, сложным стало все медиа-пространство. Я достаточно закрытый человек. Если бы я легко шел на контакты со всеми, может быть, мне и было проще самому. Но у меня есть теперь есть менеджмент. Это как лейбл и пиар-агентство, которое помогает всему, что я создаю, быть услышанным и увиденным.

- Ты сказал, что на тебя никто не давил и у тебя была возможность идти своим путем. После «Фабрики» ты выбрал эстрадное направление и не изменяешь ему до сих пор. Неинтересно экспериментировать?

- Меня очень смешно объявил один конферансье на концерте: «Эстрадный певец в стране, где эстрады больше нет». Но я на самом деле тоже избегаю слово «эстрада», мне ближе — «популярная музыка». Потому что та эстрада, которая была, ее нет. Есть отдельные выжившие, дожившие…

- Мастодонты?

…Да, динозавры, а эстрады нет. Я не люблю брюзжать и жаловаться на времена, мне интересно в любом времени.

- Какие концертные площадки сегодня «твои»? Какие больше по душе — маленькие, большие?

— Разные. Есть моноспектакль «Лица», который я играю в зале на двести человек. И мне страшно выходить с ним в больший зал, потому что это совсем такое интимное, очень близкое высказывание. А если говорить о концертах, то, наверное, мне ближе, когда в зале — тысяча-две. Большие площадки тоже нравятся — но это уже совершенно другие эмоции, другой уровень энергии, не больше, не меньше, просто даже другой жанр. Вот, например, 19 июля мы с Юлей Паршутой отыграли красивый специальный концерт в Оранжерее ВДНХ. Хотя любой концерт с Юлей «автоматически» превращается в красивый. (смеётся) Мы между собой называли его «концерт на двоих для своих». Так и вышло. Человек 700—800 с самой первой песни пели вместе с нами. А уже 18 ноября я представлю новую программу на сцене VEGAS City Hall на 1500 человек и это будет совсем другая история.

- Как и корпоративы, они тоже дарят свои эмоции.

- На корпоративе ты себя больше чувствуешь массовиком-затейником. Потому что твоя задача, чтобы никому не было скучно, чтобы все танцевали, чтобы всем было весело.

- С мюзиклами сегодня что? Ты как-то сказал, что отказываешься от предложений?

- Да, я не очень слежу.

- С какого момента у тебя произошло отторжение?

- Просто я понял, что это не совсем мой жанр. И скажу даже почему. У нас настоящий мюзикл напоминает завод. Это завод, где каждый цех, каждый уровень выполняет свою задачу, свою функцию. И для меня там мало свободы. При этом мне нравятся многие мюзиклы, и роскошные артисты у нас есть, и они там круто самовыражаются. Просто моя органика такая, что мне надо постоянно импровизировать. Мне надо каждую песню всегда исполнять по-разному: что я сегодня чувствую, что я сегодня вкладываю. Оно может в песне раскрыться по-другому. Мюзикл — это четкая схема, потому что это большой коллектив, это балет, это массовка, это супер-декорации. Ты элементарно не можешь сделать шаг влево, потому что у тебя опущена там декорация, и ты должен все выполнять по точкам. Вот поэтому я не вижу себя в мюзикле.

- Тебя воспринимают как позитивного, положительного, спокойного и тихого героя, ты такой на самом деле?

- Думаю, что да. Хотя мне друзья говорят, что я сумасшедший психопат. Иногда у меня возникает ощущение, что по мне в кино плачет роль маньяка.

- Эдакий тихий маньяк?

- В принципе, да. Я уверен, что тихие маньяки самые интересные. Какие-то премии я за это получу (смеется). Про мой образ: да, я знаю, что транслирую некую гармонию и спокойствие. Мне и астролог недавно, уж простите, объяснила, что да, я транслирую гармонию. Очень смешной случай произошел со мной в Лондоне. Были страшные пробки, я опоздал на самолет. А мне нужно срочно возвращаться в Москву. Меня носит по аэропорту, я думаю, что делать, как менять. Судорожно и суетно все делаю. А через день мне приходит сообщение в одну из моих социальных сетей: «Марк, было очень приятно случайно встретить вас в лондонском аэропорту. Вы производите впечатление человека, который находится в абсолютной гармонии с самим собой».

- Забавно. В то же время удивительно, почему у такого спокойного и гармоничного человека до сих пор нет спутницы жизни. Так вопрос я не буду ставить, а задам его иначе: артисту нужна семья?

- Я думаю, что любому человеку нужна семья.

- А то я прочитал у тебя в одной из соцсетей твое высказывание: «Каждый здесь одинок и все-таки ты не один» и задумался? Это о чем?

- Это на самом деле строчка из моей песни, которая вышла совсем недавно, песня называется «Найдется». Она звучит так: «Каждый здесь одинок, все-таки не один…» Когда мне пришла в голову эта мысль, она мне показалась интересной. Сейчас, когда мы живем в эпоху, когда все уже придумано, то первое, что ты делаешь, ищешь, кто это сказал, кто это придумал до тебя.

- Проверяешь на уникальность.

- Да, и оказалось, что нет такой фразы. А я ее так крутил в голове «каждый здесь одинок и все-таки ты не один». Каждый из нас чувствует себя одиноким.

- Один пришел, один ушел…

- Да, но нас, таких одиноких, здесь много, поэтому это такая дуальность всего происходящего с нами. Не каждую плохую ситуацию нужно драматизировать, нужно смотреть, как она может обернуться иначе.

— На это интервью ты собирался прийти вместе со своей гармоничной подругой Юлей Паршутой. Но ты сегодня один. Что произошло, поссорились?

— Нет-нет. Все в порядке, просто у каждого сегодня свои дела.

- Марк, ты неоднократно входил в топы самых красивых людей Москвы. Тебя в тебе самом все устраивает?

- Конечно, нет, если про внешность. С внутренним мне как-то легче всегда работается. Со всем внешним, телесным мне сложнее. Но я работаю над собой в этом смысле.

- Ты же спорт не любишь?

- Да. Но теперь я понимаю, что это здоровье, что это воля, это работа над собой, это часть моей профессии. Поскольку я ко всему прихожу дольше, поэтому мне надо сохранить молодость на подольше, чтобы к своим каким-то целям не прийти уже человеком не в полноте своих физических сил.