Наталия Белохвостикова: «Высоцкий на съемках написал мне стихи» - «Частная жизнь»
«Ален Делон импровизировал, хохотал, придумывал. Нам очень было здорово работать, встречаться, мы и по жизни виделись много раз. Для меня это невероятная память. И мы сидели рядышком на премьере в советском посольстве в Париже. Он меня весь просмотр держал за руку. А когда фильм закончился, мы долго обнимались и поздравляли друг друга», — рассказывает Наталия Белохвостикова.
Мое детство было неординарным. С девяти месяцев я росла в Англии. Помнить я себя начала рано. Мне было почти два года, когда мама собиралась в Вестминстерское аббатство на коронацию Елизаветы Второй. И я до деталей помню ее платье — сиреневое, со шлейфом. Мама сшила его сама. Забыть невозможно: такой красоты я больше не видела. Также помню елку под потолок в Лондоне, которую папа с мамой нарядили, когда я спала днем.
Кстати, когда мы с Володей (Владимир Наумов, легендарный кинорежиссер, муж Белохвостиковой. — Прим. ред.) были на съемках «Тегерана-43» в Лондоне, график был настолько плотный, что я все никак не могла найти время, чтобы съездить на ту улицу, где было советское посольство и где я выросла. Накануне отлета в Москву я пригорюнилась, а потом сказала: «Володя, поехали!» Время было позднее. Но мы сели на второй этаж красного лондонского автобуса и поехали. Та улица была вся в посольствах. Почти везде темно. И только одно здание было освещено. Я говорю: «Володя, это наше посольство, точно». Подошли, стоим, смотрим. Тут появляется полицейский и спрашивает: «Что вы тут делаете?» Я ему стала рассказывать, что жила тут в детстве, что папа был крупный дипломат. Он настолько расположился, что повел нас на территорию посольства. К моей песочнице, в которой я играла. Я была очень благодарна этому полицейскому, который дал мне шанс окунуться в воспоминания. Я много чего помню. Камины и завывание ветра в трубе — как стая волков... Лондон яркий в моих воспоминаниях. Помню, как мама хотела мне сделать подарок. А я никогда ничего не просила. И она меня повезла в пятиэтажный детский магазин, таких в России тогда не было. Мы с мамой обошли его много раз, я ее измотала, но так ничего и не попросила. И в конце концов мама говорит: «Наташенька, ну хоть что-нибудь тебе здесь понравилось?» — «Мам, вон там мы с тобой видели одну куклу, давай ее еще раз посмотрим». И мама поняла, что мне нравится эта кукла. До сих пор эта кукла со мной живет. Я с ней росла. Она могла ходить и говорить «мами». А потом с ней росла моя дочка Наташа.
— В каком возрасте вы уехали из Лондона?
— Мне было пять лет. А когда мне было десять, отца направили в Стокгольм. Я осталась в Москве с бабушкой и дедушкой, а родители и младший брат Коля уехали на целых пять лет. Разлука далась мне сложно. Я жила на Патриарших прудах, училась в 20-й школе. Каждый вечер мы всем классом встречались на пруду и катались на коньках. Но одиночество не проходило. Эти пять лет — ключевой момент в моей жизни. Если бы не они, я стала бы другим человеком. То, что я в этом одиночестве прочитала, намечтала — именно это меня сформировало. К родителям я приезжала на каникулы, и первое, что делала, — считала, сколько дней с ними у меня осталось. Дней счастья… А в Москве было вечное «07», когда мы созванивались раз в две недели на три минуты. Что сказать за три минуты? Поэтому еще были письма, письма, письма.