Наталья Сидорцова: «Ни один мужчина не сказал: не влюблюсь в тебя, потому что ты толстая!» - «Новости Музыки»

Звезда мюзиклов — о жизни без комплексов, успехе и любви — прежде всего к самой себе

Не заметить ее сложно: яркая, эффектная, с мощнейшей энергетикой и голосом с диапазоном в четыре с половиной октавы, Наталья Сидорцова настоящая артистка. Звезда популярных мюзиклов «Анна Каренина», «Ромео и Джульетта», «Огни большого города» является еще автором и исполнителем своих песен, музыкальным продюсером. Долгое время она была мотиватором для девушек plus size — оказывается, успеха в личной жизни и карьере можно добиться, и не обладая параметрами модели. Разговор с журналом «Атмосфера» получился о любви — прежде всего к себе самой.

— Наталья, как карантин повлиял на ваши планы?

— Я человек с жизнеутверждающими принципами, меня выбить из колеи сложно. У меня адаптация к кризису быстро происходит, я поняла, что надо просто принять ситуацию. Все что ни делается, к лучшему. В апреле отменился мой большой сольный концерт-­презентация нового альбома «Несвободные», но я вышла со стрим-­концертом на канале моего дорогого друга, актера и стримера Александра Казьмина; мы представили альбом, собрали большое количество зрителей и даже немного заработали. Кризис — это новая возможность, он либо убивает, либо делает сильнее. Меня он однозначно сделал сильнее. Я много чего почерпнула: как выстроить работу онлайн, куда развиваться дальше. Считаю, что до этого совершенно незаслуженно не использовала возможности стриминга. Так что первое, что я сделаю сейчас, — куплю домой комплект звуковой аппаратуры.

— Вы сами пишете музыку, тексты…

— Да, за это время мы умудрились записать новую песню, дуэтную композицию. Кстати, там есть такие строчки: «Между нами горы, между нами любовь». В прошлом у меня были отношения на расстоянии, и я хорошо понимаю те пары, которые во время самоизоляции оказались разделены. Песню я написала еще до карантина, и, конечно, она была не об этом, но оказалась в тему. Вообще, у меня есть особенность предугадывать события. А новый альбом, релиз которого готовился на начало апреля, называется «Несвободные» — это же просто гимн самоизоляции. Я философ в этом смысле. Можно оставаться внутренне свободным в тюрьме и оказаться пленником собственных иллюзий и заблуждений, не будучи стесненным внешними обстоятельствами.

— Я читала, что стать артисткой мюзикла вас вдохновил Иван Ургант, когда вы принимали участие в шоу «Народный артист». Вы с тех пор не встречались с ним?

— Я солировала в номере из большого концертного шоу компании «Дисней» — попурри из мюзикла «Король Лев», его мы представляли в программе Урганта.

— Не напомнили ему о том давнем разговоре?

— Нет, съемки прошли достаточно быстро, мы не успели толком поговорить. Но думаю, еще такая возможность представится. (Улыбается.)

— Судя по участию в «Голосе», вы не против масштабных проектов. Была идея, что это расширит вашу зрительскую аудиторию?

— Да, так и случилось — аудитория расширилась. Дважды в моей жизни случались подобные шоу: в 2003 году «Народный артист», где Ургант и предсказал мне будущее в мюзиклах, и сейчас, семнадцать лет спустя, когда я приняла участие в «Голосе». Ничего, кроме хорошего, о них сказать не могу. Телевидение — абсолютно моя сфера, я испытывала наслаждение от съемок. Хотя некоторые жаловались на закулисные интриги, в нашей команде ничего подобного не наблюдалось. Работать с таким прекрасным наставником, как Константин Меладзе, — огромное удовольствие. У меня нет никаких претензий, что я не прошла в финал, все справедливо и честно. И для продвижения это, конечно, огромный ресурс. Признаюсь, я долгое время боялась туда идти. Мне некомфортно в конкурсной среде, из-­за этого я всегда плохо проходила кастинги. Какое-­то время я даже лечилась от панических атак, работала над собой. И могу сказать, что все этапы в «Голосе», со своей точки зрения, выдержала достойно.

— Этот страх соревнований у вас еще с детства?

— Все мы родом из детства. Но, кстати, тогда я проще ко всему относилась: в школьные годы у меня было огромное количество конкурсов и олимпиад. Я призер Всероссийской олимпиады по литературе, призер областных олимпиад по английскому языку, обществознанию, постоянно участвовала в конкурсах по вокалу. Но на самом деле это мало что дает для будущей профессии, а вот полученные психотравмы всплывают в зрелом возрасте.

— Вам самой этого хотелось или родители стимулировали?

— Мне хотелось. Помню свой первый вокальный конкурс, где я оказалась в аутсайдерах. Сначала я расстроилась, а потом заявила, что буду в нем участвовать, пока не займу первое место. И через два года получила Гран-­при. На тот момент мне это было важно. Сейчас, конечно, другие приоритеты.

— Как вы считаете, что в творчестве является показателем успеха?

— Тут надо определить, что такое критерий успеха. Для американцев он определяется заработанными деньгами. У них даже есть поговорка: «Если ты такой умный, то почему такой бедный?» Еще один важный аспект — востребованность твоего творчества у зрительской аудитории. Можно быть богатым, но непопулярным. Для меня, наверное, это состояние внутреннего удовлетворения от того, что я делаю, понимание, что я на правильном пути. Мне есть куда стремиться, у меня огромное количество музыки — еще на несколько альбомов. Хочется сыграть в современном театре, вывести свою вокальную школу на новый уровень. Так что у меня есть цель, но путь пока важнее.

— С чем связано ваше желание сменить имидж? Вы похудели на пятьдесят килограммов…

— Единственная мотивация, которая для меня всегда работала, — это мотивация профессии. Если мне светит какая-нибудь классная роль, я ради нее горы сверну. В моей жизни были истории, когда я упускала роли из-­за фактуры. Поняла, что больше такого не допущу. И когда представилась возможность сыграть императрицу Екатерину в мюзикле «Граф Орлов», я снизила вес со ста двадцати килограммов и получила роль мечты. Так же было и с мюзиклом «Анна Каренина». Продюсеры сказали: нет ни одной роли на твою фактуру. Я поняла: нужно что-­то срочно предпринять. И поскольку до этого в течение многих лет безуспешно экспериментировала с различными диетами, решилась на бариатрическую операцию. Мне всегда требовалась мощная встряска, и такой встряской является возможность получить ту или иную роль. Если мне нужно будет еще похудеть ради какого-­то проекта, я это сделаю. А вот ради успеха у мужчин я бы не стала напрягаться, личная жизнь никогда не служила для меня мотивацией приобрести модельные параметры. Если бы муж сказал: похудеешь на пятнадцать килограммов — куплю машину, он бы, скорее всего, отправился в загс получать документ о разводе.

— Сейчас нравитесь себе больше, чем в той комплекции?

— Конечно! Не могу сказать, что испытывала страшные проблемы с самооценкой. Я не была фрустрированной запущенной жирухой, всегда выглядела ухоженной. У меня была личная жизнь, карьера, работа. Может, если бы мои жизненные обстоятельства были совсем тоскливые, я бы и похудела быстрее.

— То есть даже в юности вы не попадали под влияние модных стандартов?

— У меня борьба с весом длиною в жизнь, я уже в пять лет была толстушкой, а к четырнадцати годам весила сто пять килограммов. Лежала в эндокринологическом центре, сидела на диетах. В школе меня дразнили, но я всегда была боевой амазонкой, занималась борьбой. Классу к пятому меня перестали обзывать, потому что реально боялись получить в «табло». В старших классах я похудела до восьмидесяти килограммов и держала этот вес до беременности. Я остаюсь адептом бодипозитива и против эстетической стандартизации. Но существуют аспекты здоровья — и я объективно не считаю ожирение нормой. Когда я похудела, огромное количество толстушек, для которых я была мотиватором, стали писать мне гневные письма, что я предала сообщество plus size. Я отвечала: главное — себя не предать. Бодипозитив нужен не женщинам с нездоровой полнотой, а тем, кто с нормальным весом изводит себя диетами, зарабатывает гормональный сбой и невроз, пытаясь походить на худосочных моделей. Бодипозитив нужен мужчинам, которые заставляют своих жен идти под нож, потому что им не нравится их фигура, не соответствующая инстаграмным стандартам красоты. А эти стандарты такие изменчивые. И люди все разные, тем и прекрасны.

— У вас, наверное, не было любовных трагедий, связанных с комплексами по поводу внешности?

— Никогда. Хотя молодой человек, с которым я когда-­то встречалась, порой недоуменно восклицал: «Как я мог в тебя влюбиться, ты же вообще не вписываешься в мой типаж!». Была у него такая присказка. Это свидетельствовало о том, что существовал огромный психологический разрыв между тем, что он чувствует ко мне, и общепринятыми нормами красоты. Я была для него любимой, желанной, при этом не выглядела как модель: у меня нет губ «уточкой», и я не делаю селфи на пляже, выставив попу. У него реально был внутренний конфликт. Потом мы расстались, но не по этой причине. Вообще ни один мужчина не сказал мне: я в тебя не влюблюсь, потому что ты толстая. Но внутри меня еще долго жила «толстая девочка». Поэтому, когда на одной из школьных дискотек в старших классах ко мне подошел парень, первый красавец, чтобы пригласить меня на медленный танец, я ему отказала. Думала, он хочет надо мной посмеяться. А позже на выпускном его мама рассказывала моей, как я лихо отбрила ее сына, который, оказывается, хотел признаться мне в любви. Он потом сутки в себя прийти не мог. В тот момент во мне произошла переоценка ценностей: оказывается, вот как искажает чистоту восприятия заниженная самооценка. Мне стало так жалко парня!

— Вы потом не пытались ему позвонить?

— Мы одно время переписывались в соцсетях. Но я не верю в школьные любови и камбеки. Уходя уходи, по этому принципу и поступаю. Но как раз на стриминг-­концерте, о котором я рассказывала, произошло любопытное событие. Мне написал мой бывший молодой человек: «Наталья, наблюдаю за тобой из Торонто. Ты — бомба!» и кинул донат в пятнадцать тысяч руб­лей. На самом деле это был прекраснейший мужчина, мы даже были помолвлены, но не сложилось, и уже пять лет не общались. И несмотря на то что мне было очень приятно его услышать, я понимаю, что наши отношения в прошлом.

— Почему вы расстались?

— Так сложилось, каждый сделал свой выбор. Я не захотела уезжать в Канаду, а он тоже выбрал свое дело. Забыла, чья это цитата, что мужчина идет к Богу через свое дело, а женщина через мужчину. Наверное, я бы перестала его уважать, если бы он отказался от контракта, пошел у меня на поводу. Просто в тот момент и я не была готова самоотверженно бросить карьеру на взлете.

— А сейчас вы замужем?

— Нет, я давно развелась. Но у нас растет прекрасная дочь Карина.

— Кстати, ваше образование психолога помогает в решении проблем дочери-­подростка?

— Это уже четвертое образование по счету. Я окончила музыкальный колледж им. Гнесиных, актерский факультет СПбГАТИ, журфак МГУ. И вот год назад поступила в Московский институт психоанализа на факультет практической психологии и коучинга. Думаю, это закономерный итог моей профессиональной педагогической деятельности — у меня своя школа вокала. И это помогает выстраивать отношения со студентами. Что касается Карины, ей тринадцать лет, и подростковый возраст мы переживаем порой непросто. Но психологам не рекомендуется работать с близкими людьми — высока степень эмоциональной включенности. И когда я понимаю, что у дочери проблемы, отправляю ее… к психологу. Она еще более эмоциональная, чем я. Непростая личность, демонстративная, яркая.

— С отцом общается?

— Да. Они прекрасно коммуницируют. Я считаю, у ребенка должны присутствовать в жизни оба родителя.

— Ее увлечение музыкой — мамины гены?

— И папины тоже. Мой бывший муж — композитор. На самом деле у Карины потрясающая вокальная природа, но она пока внутренне не дозрела до системных занятий вокалом. Надеюсь, это изменится.

— У вас доверительные отношения? Вы мама-­авторитет или подруга?

— Я мама-­авторитет, которая в какие-­то моменты может быть и подругой.

— Когда надо быть авторитетом?

— Когда речь идет об учебе, безопасности жизни и здоровья. Поэтому мы не гуляем по ночам, не перебегаем дорогу на красный свет и тому подобное. И в некотором смысле личная жизнь детей должна быть под контролем родителей. Важно понимать, с кем ребенок общается, какая у нее компания.

— То есть вы можете жестко сказать: не дружи с Васей?

— Нет, так я вопрос не поставлю. Могу обсудить, скорее, какие-­то моменты их взаимоотношений. Обратить ее внимание на ситуации, когда ею манипулируют. Задать вопрос: а нужно ли тебе это? И дочь сама сделает выводы. В плане учебы я тоже стараюсь не давить, а задействовать мотивацию. Именно благодаря такому подходу Карина до сих пор не бросила музыкальную школу. Хотя каждый год у нас идут об этом разговоры. Заявляет: «А я еще не знаю, пригодится ли мне это в жизни?» Отвечаю: «Если ты решишь заниматься музыкой, то музыкальное образование определенно нужно». «Ладно, вдруг я буду певицей». Она учится в гимназии, и это непросто. Не хочется выполнять домашнюю работу — веду беседу: «Ты знаешь, что пять троек в четверти означает автоматическое исключение из гимназии. Хочешь в свою бывшую школу?» — «Нет, мне стыдно, это значит, я не справилась». Удар по самооценке. Такие разговоры требуют от родителей большего эмоционального ресурса, стукнуть кулаком по столу проще. Мы с Кариной пытаемся договариваться. Кстати, по нашим с ней отношениям мы тоже работаем с психологом.

— Как у вас все на научную основу поставлено!

— Хочется, чтобы она выросла без травматических историй и к взрослому возрасту смогла строить нормальные, взрослые отношения. У меня есть пример, когда взрослая женщина, можно сказать, медийная звезда, совершает такие глупые поступки, которые я и в двадцать лет не делала. Все потому, что человек не работает над собой и книжек умных не читает. В итоге в возрасте под сорок эта несчастная каждую ночь в слезах, поскольку не может разрулить ситуацию между мужем и любовником.

— А почему вы замуж больше не хотите?

— Потому что мне там не понравилось. Но я не утверждаю, что такого никогда больше не случится. Я никогда не зарекаюсь.

— Вам, наверное, комфортнее в отношениях партнерских, где есть личное пространство?

— Да. Но оно и в браке может быть. Просто семейная история — это огромная перестройка всей своей жизненной системы. Я из нее вышла восемь лет назад и чувствую себя лучше вне ее. Другой вопрос, что вариант той семьи был не самым хорошим, много нездорового было в наших отношениях. Наверное, если бы нас не объединяло творчество, мы бы разбежались гораздо раньше. А так шесть лет протянули. Это не значит, что нельзя строить семью по-­другому. Можно. Я знаю такие примеры. Просто пока этого не хочу. Два года назад я подумывала о том, чтобы выйти замуж, но потом честно призналась себе, что не очень к этому готова.

Мне важно, чтобы человек чувствовал мое творчество, принимал меня как артиста. Для меня это важнее, чем даже восхищение мною как женщиной. Я реально могу влюбиться в мужчину, если он скажет, что засыпает под мои песни. (Смеется.)

— Сейчас вы в отношениях?

— Если мы говорим о социально признанных отношениях пары, человека, которого я могла бы официально назвать своим бойфрендом, гражданским мужем, нет. Но это не значит, что у меня нет личной жизни. Просто она бывает в других форматах. Но может, завтра все резко изменится. Я встречу уличного художника, в которого влюблюсь, и улечу к нему жить в Италию. (Улыбается.)