На «Золотой маске» представили радикальное прочтение «Трех сестер» - «Новости Театра»

Герои поют Чехова Опера современного венгерского композитора Петера Этвёша «Три сестры», написанная в 1997 году и поставленная американцем Кристофером Олденом в Екатеринбургском театре оперы и балета (Урал Опера Балет), выдвинута в 10 номинациях на соискание премии «Золотая маска». Ее герои поют Чехова: «Я хочу чаю», «Я никогда не работал! И не буду!»… Консервативные зрители начинают покидать зал уже на десятой минуте. "Три сестры". Пресс-служба "Золотой маски" (Oльга Керелюк и Елена Лехова). Какофония, «сумбур вместо музыки», действует им на нервы, но точно передают раздрай и надлом времени. Все наполнено всхлипами, вздохами, свистом, воет и стонет. Звучит аккордеон, плачет флейта. В оркестровой яме — камерный оркестр, а над сценой, как в антресоли, — симфонический. Они диссонируют и словно отражают друг друга. Перед каждым дирижером — Алексеем Богорадом и Ольвером фон Дохнаньи — установлены мониторы, позволяющие координировать действия друг друга: парное дирижирование требует синхронизации. Уж чего только не проделывали с чеховскими сестрами: отправляли к звездам и на тот свет. Они прошли все круги ада, но прочтение Олдена и Этвёша поражает радикализмом. Сюжет деконструирован, сцены перепутаны. Происходящее мы видим глазами разных героев. По словам режиссера, персонажи у него заперты в одном пространстве, как в зале ожидания. Они — в публичном месте, но обособлены, как будто давно мертвы и сидят в чистилище, но переживают ключевые моменты жизни, разыгрывают их вновь и вновь. "Три сестры". Пресс-служба "Золотой маски" (Oльга Керелюк и Елена Лехова). Все они — из разных эпох. Идут солдаты Первой мировой, со штыками и шинелями через плечо. Маша в исполнении номинантки нынешней «Золотой маски» Надежды Бабинцевой — из 70-х. Ей подошло бы платье из кримплена, да она и одета по моде тех лет. Рядом Вершинин — еще один номинант Алексей Семенищев — в камуфляже: то ли омоновец, то ли росгвардеец. Он диссонирует с прекрасными чеховскими сестрами из разных времен. С Машей он занимается любовью на обеденном столе, накрытом белой скатертью. Тузенбах — в футболке и не расстается с транзистором. Анфиса напоминает уборщицу из современного офиса и с достоинством катит тележку. Кто-то застрял на стыке XIX и XX веков. Вся эта пестрая компания плохо сочетается. Какие-то случайные и чужие друг другу люди. Времени не существует, да и часы разбились. На сцене — вполне казенная обстановка: длинный диван, деревянные панели стен. Сестры сидят под старомодными торшерами, какие еще встречаются в старинных гостиницах и на маленьких европейских вокзалах. Ольга — с ноутбуком. Ирина — с книгой. Она единственная здесь классическая чеховская барышня. Разве что платье чуть укороченное, вопреки моде чеховской поры. Маша все время курит. Их безвольный брат Андрей лежит на матрасе на полу, и бедные сестры сожалеют о его печальной участи. Его несчастье — жена Наташа, то и дело совершающая проход, как по подиуму, в белой шубе, на каблуках. «Я к вам в домашнем», — поет выдвинутая на соискание «Золотой маски» Ольга Тенякова, вызывая смех зала. Пожалуй, это самая неожиданная Наташа из тех, кого только приходилось видеть, а теперь и слышать. Ее появление сопровождают дребезжащие звуки, напоминающие полет осы, и клубы дыма. Здесь у каждого персонажа — свое инструментальное звучание. Наташа катит коляску, из которой клубится дым, словно там не ее маленький сын Бобик, а тлеющий уголек. Сцена дважды заполняется клубами дыма, появляются пожарные со шлангом, негодующие по поводу того, что в огне погибнет все. Все и гибнет. Надежд не остается. Москва, о которой так мечтают бедные сестры, так и останется призраком. Светлана Хохрякова